Протоиерей Андрей Ткачёв «О классической светской литературе»

Протоиерей Андрей Ткачёв (1969)

Мне кажется, что православной книгой является всякая книга, прошедшая отсев временем и вошедшая в то, что мы называем классикой. Но можно ли называть православной книгой, к примеру, произведения Тургенева? Казалось бы, с формальной точки зрения — нет, потому что Тургенев был человеком нецерковным, который не мог кадило от паникадила отличить, причём в буквальном смысле слова. У него можно найти такой ляп, как «еле живой дьячок вышел из кухни, с трудом раздувая ладан в старом медном паникадиле». То есть он был человеком, совершенно необразованным в этом вопросе. Но тем не менее существуют тургеневские девушки. Хорошо ли это? Для современного человека — очень хорошо, потому что образ женщины был выписан по-христиански, очень красиво и созидательно.

Точно так же, не говоря уже о Достоевском, можно говорить и о Гоголе, и о Чехове, и о многих других писателях, которые прошли «сито времени», вошли в нашу классику. Более того, я робко смею полагать, что тот же Сэлинджер или Брэдбери, которые, с формальной точки зрения, не православные писатели, написали вещи, заставляющие остановиться, подумать и взглянуть на банальности свежим взглядом. А ведь именно это и нужно православному человеку.

Поэтому я считаю, что в широком смысле слова православная литература — это не только книги о Православии, не только житийная агиография, не церковно-историческая литература, не воспоминания о старцах или книжки, написанные священниками или мирянами о Церкви. Если брать шире, то это любая настоящая литература. Такая, как та, которую Томас Манн назвал «святой русской литературой».

Мы помним, что греческие святые отцы нашей Церкви учились на античности. То есть читали не только Священное Писание, не только Моисея и Давида, Павла и Петра, но и Гомера, и античных философов. И даже когда Юлиан Отступник пришел к власти, то он с гневом запретил христианам заниматься словесностью, античной словесностью, языческой словесностью. Поскольку считал, что христиане должны изучать только Писание своих рыбаков и плотников, но никак не должны читать Гесиода или, скажем, Демокрита. То есть он пытался присвоить античность исключительно языческому миру. А святитель Григорий Богослов целое Слово написал на эту тему. Он говорил, что всё, что написано правильно, всё, что написано красиво, принадлежит всем. То есть христианам принадлежат Гомер и Гесиод точно так же, как и эллинам, не верующим во Христа.

Конечно, хочется всеми мерами и способами, всеми силами и средствами возбуждать в людях желание читать. Чтобы мы вновь, как в советские времена, видели в метро людей, которые не играют в тетрис на гаджете, не решают кроссворд или судоку, но сидят с книжкой, лучше всего в печатном варианте, и читают что-нибудь серьёзное, что-нибудь, касающееся души.

Поэтому наша главная задача, задача христианская — вернуть человека к книге, а через неё — и к Книге книг.

***

В бытность мою в Киеве, мы силами молодёжи на приходе составили такой буклетик с рекомендованным списком книг и фильмов, которые стоит почитать и посмотреть. Где-то он, кстати, в сети и висит, этот рекомендованный список. Но здесь я немножко побаиваюсь, потому что у меня есть свои предпочтения. Например, я люблю Мандельштама. Не только его поэзию, прозу его люблю. Но я не уверен, что её можно всем советовать. Хорошо, я подумаю. Конечно, есть «стерильные» вещи, которые просто можно смело советовать читать — не ошибёшься. Например, стоит прочесть «Евгения Онегина». Конечно, понимаю, что вы в школе его учили, но стоит его прочесть как-нибудь ещё раз, это удивительно.

Стоит почитать — не удивляйтесь — Мопассана. Это очень красивая проза, очень нравственная проза, притом, что он описывает буржуазную жизнь XIX века во Франции и, конечно, эта буржуазная жизнь отличается такой особой моралью — моралью сребролюбцев и плотоугодников, но он умеет всё-таки вывести оттуда какой-то интересный христианский смысл. Он не ставит себе такой цели, конечно; это не есть такой писатель-христианин, но там очень много есть любопытного. Это великий мастер короткого рассказа.И вообще, поскольку время сокращается, не у всех есть время читать большие книжки, я всё чаще подумываю, чтобы читать короткие рассказы, например, О. Генри. Безусловно, Антона Павловича Чехова. То, что можно взять и за один присест прочитать. Потом, например, мне очень нравится Шолом-Алейхем. Ну и многое другое.

Вообще, если большие книги, то нужно обязательно прочесть «Божественную комедию» Данте, по крайней мере первую часть — «Ад», потом можно пропустить «Чистилище» и прочитать «Рай». Ничего комичного там нету: «комедия» — потому что там никто не умирает, так назывались произведения, где герой не умирает.
Ну а вообще, конечно, у меня голова кругом идёт от того, сколько книг можно посоветовать. Мне кажется, что лучше всего читать XIX век, и читать литературу больших империй: французскую, американскую, русскую, английскую литературу.

Кстати, Флобер: «Мадам Бовари», «Воспитание чувств», «Саламбо». Вообще, всё, что написал Флобер, достойно большого внимания, это великий мастер. Мне нравится, например, Франц Кафка. Я нахожу для себя огромное удовольствие в чтении его, хотя не часто его читаю, но почитываю. Поэтому я немножко побаиваюсь советовать, потому что ну мало ли: мне нравится, а кто-то скажет: «Да ну, зачем это надо?» А на самом деле, надо. Интересно и не просто это всё. А вот буквально сегодня читал сборник статей Андрея Тарковского, его дневники и выступления перед аудиторией: несколько лекций на «Апокалипсис» и на отношение к творчеству — очень любопытно и интересно.

В общем, книг-то много — жизни мало. Очень мне нравится Сэлинджер. «Над пропастью во ржи» — самое известное, а вообще, у него есть целый цикл небольших рассказов и повестей о Сеймуре: «Выше стропила, плотники», «Хорошо ловится рыбка-бананка» — там такой целый ряд рассказов о Сеймуре, очень интересно. А самое интересное в этом цикле — это небольшая повесть «Фрэнни и Зуи», это удивительно интересная вещь. В общем, сколько этих книг интересных… Книги — это великое наслаждение».

А еще мы знаем, что слово «массовая» в соединении со словом «культура» означают что угодно, только не культуру. Здесь тоже умножение товарной массы неумолимо связывается с потерей качества и переходом в антикачество, в мир перевертышей. И хоть все слова эти не новость, все-таки для осмысления реальности произносить их нужно. Ведь эпоха наша – эпоха массового потребления. В этой эпохе (как и в любой другой) нельзя просто жить. Ее понять надо.

Всего сегодня нужно много: услуг, товаров, развлечений, новостей, телеканалов, одежды в шкафу, дисконтных карт в бумажнике. А раз всего много, то и качество этого разнообразия падает. Товары широкого потребления не зря сокращают в названии и произносят, как «ширпотреб». А вот, наконец, теперь отметим, что все сказанное касается не только товаров и услуг, властей и банкнот, но и слов.

При увеличении объема информации современный читатель «умучен» ею и теряет навыки работы, дисциплину ума, навыки вычленения главного из второстепенного, из нескончаемого ливня фраз и цифр. Церкви впору не боясь разворачивать свою паству к классической литературе. Ошибкой было бы призывать людей к тому, чтобы они читали бы сейчас лишь духовную литературу.

Церкви впору предложить прихожанам прочитать пушкинского «Евгения Онегина», дантовскую «Божественную комедию». Если они смогут прочесть эти великие произведения, то затем смогут более полно воспринять высокие духовные материи. Апостолы начали проповедовать Евангелие в высококультурном мире язычников — греков и римлян, и эта проповедь дала колоссальные духовные плоды! До тех пор, как на землю античной ментальности были посеяны семена Евангелия, эта земля была взрыхлена и предуготована трудами философов и писателей.

Когда на эту плодородную почву упало Семя Духа, она произвела великих вселенских учителей, святителей. Такого расцвета богословия, которое явилось на греческой почве, больше не было нигде. И это доказывает, какую пользу во Христе приносят дохристианские труды и усилия. Задача классической литературы — создать культурную ментальную среду, которая, приняв семя духовности, сможет взрастить его.

Культура учит состраданию, вниманию, способности увидеть и восхититься красотой Божьего мира, человеком как Божьим творением, «мало чем умаленным от Ангелов». Зачастую мы, обладая истиной Православной веры, склонны пренебрегать тем наследием дохристианского человечества, которое ведет ко Христу и помогает глубже осознать Евангелие. Чтобы дорожить своей верой, нам полезно, уже будучи христианами, почувствовать томление души, нуждающейся в Боге, и ее стремление в поиске истины.

Отказываясь от культурного наследия, мы остаемся один на один с аскетикой, отсекая от Православия огромное количество людей, не таких крепких духом, как великие подвижники. Ведь образ жизни великих аскетов — это не норма для миллионов, а лишь повод прославить Христа и покаяться, на истинное подражание их подвигам способны очень немногие.

Схимнику не стоит, наверное, читать Пушкина, но православный человек, знающий и любящий свою родную культуру, может вздохнуть вместе с классиком: «И я… „над вымыслом слезами обольюсь“». Если люди не будут читать Евангелие, то вскоре не будут читать вообще. С другой стороны, именно в читательской среде находится место Евангелию.

Источники: «Царьград», «Радонеж», «По ком звонит колокол»