Николай Михайлович Новиков «Писания отцов. Беседы о внутренней жизни»

Писания отцов

В прошлой беседе, начав разговор о состояниях сознания, мы затронули интересную тему молитвенного чтения отеческих писаний. Поскольку этот вопрос прямо связан с умным деланием, то мы уделим ему еще некоторое время. Это очень важная тема. Молитвенное погружение в святоотеческие тексты и духовное восприятие прочитанного поможет найти ключ к решению жизненно важных проблем, научиться тому, как получать от святых отцов через их книги духовное руководство.

Учение о внутреннем делании хранится церковным Преданием. Оно изложено в отеческих писаниях и так сберегается для потомков, для нас. Предание хранит учение на тот случай, когда передача традиции через живых носителей знания становится затрудненной. А такие моменты неизбежно повторяются в истории. Поэтому святые отцы намеренно зафиксировали учение об умном делании в письменной форме. Цель их писаний – передача сокровенного знания. Точнее говоря, их задача – укрыть от внешних и открыть верным.

Знания эти именно сокровенны и охраняемы, как святыня, по заповеди Христовой. Вспомним ее: Не дадите святая псом, ни пометайте бисер ваших пред свиниями, да не поперут их ногами своими и вращшеся расторгнут вы[1]. По этой причине, дабы не пометати бисера, что-то в писаниях отцов говорится прикровенно, что-то недосказано и должно прочитываться между строк. По слову псаломскому: муж безумен не познает, и неразуми’в не разумеет сих[2]. Однако из-за такой особенности изложения могут происходить, и происходят, известные затруднения при чтении святоотеческих текстов.

Сложность в том, что в подобных случаях сведения даются в свернутом виде. То есть подаются предельно сжато, часто только намеком, завуалированно или в символическом изложении. Такой текст для его понимания требуется развернуть наподобие свитка, и тогда удается раскрыть то содержание, которое не прочитывается на поверхности, но сокрыто на смысловой глубине. Пример такого разворачивания мы показали в предыдущей беседе.

Такое прочтение требует определенного усилия. Прп. Исаак Сирин по этому поводу говорит: «О всяком деле, если делаешь оное без размышления и исследования, знай, что оно суетно, хотя и благоприлично». Бог принимает то, что делается «по рассудительности»[3].

Какого же рода «размышление и исследование» требуется в данном случае? Здесь необходим, как было сказано, некоторый практический опыт, опыт духовный. Его не может ни восполнить, ни заменить никакая теоретическая ученость. Теоретик, пусть даже объединивший в себе богослова, философа, филолога и историка, оказывается в затруднении, попадает в тупик там, где некий необразованный инок может схватить мысль на лету.

Сами богословы об этом так, например, говорят: даже православный ученый, «но не имеющий глубокого духовного опыта и не взыскующий его, не способен адекватно понять сущность того явления, которое он берется описывать»[4].

Еще более обстоятельно высказывается свт. Игнатий Кавказский: «Тайны, открытые для некнижных христиан, весьма часто остаются закрытыми для мужей ученейших, удовлетворившихся одним школьным [схоластическим][5] изучением богословия». И далее: «Чтобы правильно понимать и объяснять отцов, писавших при содействии Божественной благодати и при пособии аскетических опытов, нужно содействие и этих опытов, и благодати». Христианство, говорит свт. Игнатий, изучается, «по завещанию Спасителя, путем всежизненного аскетизма»[6]. То есть не посредством академической науки, но через подвижнический опыт молитвенной жизни.

А вот как свт. Григорий Богослов сравнивает духовный опыт с интеллектуальным: «Возвышайся более жизнью, нежели мыслью. Жизнь может сделать тебя богоподобным, а мысль доведет до великого падения»[7]. Она и доводит. По крайне мере, как мы дальше покажем, до значительных ошибок.

И еще более резко суждение свт. Григория Паламы: «Знание, добываемое внешней ученостью, не только не подобно, но и противоположно истинному и духовному»[8]. Так прямо высказывается святитель в Триадах – в своем главном труде. Такая мысль, по мнению исследователей, «очень характерна для всего учения свт. Григория». Он признает «несостоятельным одностороннее интеллектуальное знание» в области богопознания. И «противополагает ему сверхрациональное ведение», которое присуще тому, кто просвещается через молитвенное единение с Богом[9].

Свт. Григорий утверждает, что «понять учение святых отцов могут только люди, духовно им близкие. Мудрецы мира сего, не имеющие духовного опыта, не способны растолковать слова святых». Мудрость человеческая позволяет «воспринимать только внешнюю оболочку этих слов», но не дает возможности проникнуть в глубины смысла. А при таком восприятии слово святых «не может напитать духовно».

Поэтому решающим моментом в постижении писаний святых отцов является наш «духовный возраст», наша опытность духовная. Для проникновения вглубь необходимо содействие Божественной благодати. Но далеко не все, а «только духовно восприимчивые получают ее», – говорит свт. Григорий. А такая восприимчивость есть плод личного подвижнического опыта. Стяжание благодати доступно тем, кто очищает очи ума сердечным трезвением. Кто подражает Христу не только в добродетелях внешних, но кто стяжает дух Христов в подвиге умно-сердечного делания.

Все сказанное тем более относится к раскрытию содержания Священного Писания. Именно поэтому, по мысли Григория Паламы, «толковать Писание вне Церкви невозможно, бессмысленно и вредно». Толкование Божественных откровений само по себе «является делом откровения»[10]. «Мудрец века сего» не то что «растолковать не способен» слов Священного Писания, но «и понять… не может, когда другой растолковывает. Ибо душевный человек, – по апостолу, – не принимает того, что от Духа Божия… и не может разуметь[11]»[12].

По выражению святителя, «своим рассудком никто не может разуметь тайны духа, которые выше ума и слова». Но именно на это и претендует философствующий ум, пытаясь логически рассуждать о предметах, превышающих естество[13]. На это претендуют профессора-богословы, чьи ученые степени превосходят степень просвещенности благодатью в личном духовном опыте.

«Поэтому, – говорит святитель, – станем убегать от тех, которые не принимают святоотеческих толкований, но пытаются сами от себя вводить [нечто] противоположное»[14]. Таково учение Григория Паламы. Оно не менее актуально сегодня, чем семь столетий назад.

Завет святых

Известно, что при правильном внутреннем устроении даже скромный молитвенный опыт приоткрывает умные очи. Человек с умно-сердечным вниманием, погружаясь в чтение, начинает молитвенно проникать сквозь словесный покров. В нескольких скупых строках он может обнаружить целую программу для работы над душой, сумеет найти нужные указания, сможет получить своевременные советы.

Писания отцов многослойны. В их текстах заложены разные уровни смысла, которые раскрываются читателю постепенно, в соответствии с его личным молитвенным опытом. По мере обогащения практическим навыком становятся доступны для понимания новые, все более глубокие смысловые пласты.

Тут есть еще один важный аспект, который нельзя не учитывать. Большое значение имеет живая духовная связь читающего с писавшим, которая возникает при молитвенном вхождении в текст. Это вопрос таинственный. Здесь много не скажешь. Это вопрос личного опыта.

Суть в том, что при правильном, молитвенном, подходе к отеческим писаниям чтение книги, написанной святым, становится молитвой к этому святому. И тогда человек обретает источник неисчерпаемый, неистощимый. Он не может иссякнуть, потому что постоянно чудесным образом обновляется. Это происходит благодаря общению в духе, благодаря молитвенной связи ныне читающего с некогда писавшим. Благодаря общению, в котором нет ни временны’х, ни языковых барьеров.

Святой автор, когда читатель входит с ним в живую связь, может не только прояснить и уточнить смысл написанного им в книге, но он может и дополнить ее содержание, сообщить нечто большее сверх того, что вмещает в себя данный текст. По этим причинам творения святых отцов можно читать и перечитывать в течение всей жизни, находя в них всегда что-то новое и на данный момент нужное. По этой же причине тексты их не могут устареть. Не бывает святых отцов устаревших.

Хотя как часто приходится слышать: «Ну, это не для нашего времени!», «Ну, сейчас совсем другие условия жизни!» И так далее. Это непонимание существа дела. Понимающему в самом древнем тексте раскроется современный смысл. Потому что отцы записали и сообщают нам вневременные истины.

Мало того, ведь самые древние авторы, как было сказано, живы, и если имеем с ними живую связь, то они помогают уразуметь из их писаний именно то, что нам именно сегодня необходимо. Это, повторяем, дело таинственное. Естественно. Ведь и сама молитва, по сути, есть таинство.

По этим причинам писания святых не могут устаревать. И не бывает святоотеческих учений устаревших. А допускающий мысли, противные этому, допускает хулу и грех, допускает мысль еретическую. Допускает хулу на Святого Духа. И вот почему.

Святые творили в Духе Святом. Они вещают нам через свои писания гласом Духа Святого, так же как и апостолы-евангелисты, чью мысль наполнял и чьими перстами водил Господь Дух Святой. Писания отцов сотворены наитием Того же Духа, Который говорит с нами через апостолов в Святом Евангелии. А Дух Тот вчера и днесь тойже, и во веки[15]. Потому слово святых отцов, как и Евангелие, не может устареть ни днесь, ни во веки.

Святые отцы не были литераторами, не имели потребности самовыразиться, не думали оставлять по себе память в веках, не стремились наставлять и поучать. Их труды писаны по послушанию Господу. По прямому Его повелению.

Но главное, их сочинения – это их духовное завещание. Оно оставлено, адресовано непосредственно нам. А мы не имеем права пренебречь заветом святых. Не исполнить завещанное святыми предками означает нарушить святую их волю. Это значит погрешить против них. Так что вникать в святоотеческое учение – это наша прямая обязанность. Долг наш.

Два перевода

Посмотрим теперь на живом примере, какие могут возникать проблемы с пониманием текста. Какие на этой почве случаются недоразумения. Иногда трагикомичные. Когда, например, ученый эрудит, вооруженный знанием древних языков, не способен отличить в святоотеческом тексте пупок от сердца. Это не шутка, такое реально случается. А последствия для читателей могут быть самые плачевные, если они начнут такими текстами руководствоваться.

Вот случай конкретный и по-своему интересный. Точнее говоря, поучительный. Два человека перевели трактат прп. Симеона Нового Богослова. Один и тот же первоисточник. Два перевода. Один переводчик – наш известный сегодня в церковных кругах ученый: патролог, филолог, философ, кандидат исторических наук. Второй переводчик – Паисий Молдавский (Величковский), святой XVIII века. Берем одну и ту же строчку из трактата прп. Симеона. Посмотрим, что получилось у переводчиков.

Ученый наш пишет: «Устремляй чувственное око со всем умом в середину чрева, то есть в пуп»[16].

Прп. Паисий пишет: «Внимай в сердце умом твоим и чувственными твоими очами»[17].

Вот об этом у нас и речь. Одна и та же фраза. Ученый прочел ее так: держи ум твой в пупке. Святой отец прочел ее же: держи ум твой в сердце. Настолько по-разному можно перевести и истолковать одно и то же выражение, в зависимости от меры практического духовного опыта и содействия Божией благодати.

Заметим, кстати, по поводу направления взгляда в область живота, что это вопрос отдельный и не такой простой. Но это еще и вопрос закрытый для тех, кто остается вне практики умного делания, вне умно-сердечного молитвенного опыта. Лишенные опыта не разберутся, только запутаются[18].

Вспомним, что пишет свт. Игнатий: «Тайны, открытые для некнижных христиан, весьма часто остаются закрытыми для мужей ученейших»[19]. И повторим, что говорят духовно опытные богословы: «Не имеющий глубокого духовного опыта… не способен адекватно понять сущность того», что «берется описывать»[20].

Если духовная практика имеет такое значение для ученых, то что же сказать о пастырях. Священнослужитель, духовник, когда он не знает умного делания, не владеет умно-сердечным трезвением, что может он преподать, куда повести, чему научить в молитве? Он способен лишь проповедовать теорию с чужих слов, но не наставить и не ввести в сокровенный внутренний подвиг.

По учению прп. Исаака Сирина, способность человеческого познания находится в прямой зависимости от его духовного состояния. «Познание есть результат подвижничества». После воплощения Богочеловека высшая, недоступная человеку Божественная Истина оказывается внутренне присущей человеческой природе Христа. А значит, становится доступной и человеку. Но доступной через духовный подвиг, когда, как выражается прп. Иустин (Попович), человек «в синергийном творчестве» соделает «Господа Христа душой своей души, сердцем своего сердца, жизнью своей жизни».

«Познание истины дается не любопытному уму человеческому, а уму, который подвизается богочеловеческим подвигом» и тем совершенствуется в способности познания. «Дается разуму очищенному, преображенному». Познание есть результат личного подвига, в котором человек «воссоздает цельность своего духа»[21].

Наши беды

Ни научные познания, ни сила интеллекта не могут заменить духовной культуры мышления. Что это такое – духовная культура мышления? Это культура трезвения, когда человек каждый свой помысл выверяет молитвой, очищает его молитвой. Когда он не доверяет ни одной своей мысли, ни одной идее, не пропустив ее через молитву. Каждая мысль проходит сквозь горнило сердечной молитвы, обжигается ею. Тогда все лишнее выгорает. Все плевелы, вся шелуха собственных домыслов – все выжигается пламенем благодати. Остаются несгораемые, нетленные зерна истины. Назовем это духовной культурой мышления.

Вне этой культуры переводы святоотеческих писаний, изучение и толкование Священного Писания невозможно признать авторитетными, вообще заслуживающими доверия.

А ведь наш пример с умом в пупке вместо сердца это не анекдот. Этот перевод официально издан и продолжает публиковаться. Печально то, что найдутся люди, которые по неопытности станут доверять таким ученым. И начнут на практике буквально следовать таким переводам. Что из этого получается, это отдельный разговор.

И еще об одной беде надо сказать. Это наша беда. Слишком легко мы соблазняемся и поддаемся влиянию духа модернизма. Нас часто подкупают разного рода упрощения, хочется того, что полегче и попонятней. А значит, посовременней, то есть модернизировано. Тяготеем к этому не только в области культуры и литературы, но и в сфере духовного просвещения.

Конечно, то, что ближе к нашей повседневной жизни и к нашей разговорной речи, то, что психологически занижено до бытовых переживаний, то нам роднее и милее, то будет восприниматься быстро и легко, без лишних напряжений. Такая тенденция имеется в отношении и церковной литературы, и проповеди, в том числе и профессорской. Если же таков запрос со стороны читателя, то, конечно, не будет недостатка и в авторах.

Сложилось целое направление своего рода церковной поп-культуры. Под влиянием таких проповедей, книг, брошюр, журналов и сайтов начинает казаться, что вопросы богословия, духовной жизни, все, за что мы ни беремся, должно быть нам понятно, доступно и объяснимо. Причем быстро. Чтобы тут же вступить в как бы богословские споры на разных интернет-форумах.

Действительно, а почему иначе? Зачем нам лишние смущающие затруднения? Что толку в усложненности, которую встречаешь в древних текстах? И что хорошего, когда встаешь в тупик пред неприступно высокой мыслью святоотеческой?

Конечно, разбираться в писаниях отцов оказывается делом трудоемким, по сравнению с тем, как читается литература, душевно облегченная. Но не в этих ли трудах, приносящих плоды духа, самый смысл всякого чтения? А та высокая мысль святых, которая останавливает нас своей неприступностью, не она ли и побуждает нас к молитвенному усилию, к духовному творческому напряжению? Что иное, как не эти препятствия, в результате оказываются стимулом нашего духовного возрастания.

У прп. Максима Исповедника есть примечательное высказывание относительно тех проповедников и писателей, которые ради немощи слушающих занижают смысл духовных истин до уровня душевного. Он пишет: «Тот, кто с помощью дебелых примеров и речений, соответствующих способности слушателей, преподносит им нравственное научение [Бога] Слова, делает это слово плотью. А тот, кто с помощью возвышенных умозрений излагает таинственное богословие, делает слово Духом»[22].

По поводу первых, низводящих дух до плоти, нужно вспомнить апостольское слово: плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия[23].

Сотворчество

Наше последнее наблюдение касалось известной немощи – предпочтения литературы облегченной и упрощенной подлинным святоотеческим творениям. Понятно, чтобы вникать в серьезные писания, изучать их требуется определенный труд. Тем более не просто то, к чему мы призываем: сверяться с опытом отцов, исследовать Предание, искать в нем руководства и сквозь него смотреть на то, чему нас учат, и письменно и устно, наши проповедники и духовные просветители.

Для этих целей нам потребуется напряженность духа, значительная собранность ума и волевые усилия сверх обыкновенного. Прп. Паисий Святогорец говорил: «Мы легко забываем прочитанную духовную литературу, потому что читаем ее без боли в сердце. Мы не сопереживаем тому, что читаем»[24].

Но, кроме прочего, необходима еще строгость жизни. Точнее говоря, не кроме прочего, а прежде всего. Поскольку без аскетически-молитвенного образа жизни ни напряжение ума и воли, ни сила таланта, ни что другое не принесет плодов благословенных, то есть таких, которых коснулась благодать. А без этого в них не будет и подлинной ценности для души[25].

С отеческим Преданием работать не так просто. Это не то что покопаться в книгах и найти описания каких-либо приемов. Технические инструкции тут не расписаны, как, например, у йогов в учебниках.

Взять те же художественные приемы. Что мы найдем в отеческой литературе? Всего три-четыре совета, которые повторяются всего у четырех авторов. Это преподобные отцы Никифор Монах, Григорий Синаит, Симеон Новый Богослов, Каллист и Игнатий Ксанфопулы. А что это за советы? Сядь низко, преклони главу, дыхание стесни и вводи ум в сердце ноздряным путем… Вот и все. Никаких описаний, собственно, больше и нет. А ведь за этими словами сокрыт целый метод. Где же его разъяснение? А, кроме того, есть и другие приемы, они могут быть разными. Где же они?

Если прямых описаний нет, то есть завуалированные, целомудренно прикрытые от посторонних глаз. Но для своих завеса приоткрывается, вуаль становится прозрачной. А своими становятся только одним путем – через практический опыт. Все дело в том, чтобы из посторонних стать своими.

Как мы уже говорили, надо углубленно вникать в писания, проникаться духом отеческим. Входить молитвенно в их учение. Тогда начинаем находить указания. Начинаем распознавать те вещи, которые сразу, с поверхности, не видны. Сами авторы, откликаясь на нашу молитву, начинают молитвенно нами руководить. Они могут и подсказать, и навести на нужную мысль.

Вот сказанное на этот счет старцем Арсением Пещерником, сподвижником прп. Иосифа Исихаста: «Чтение является одним из видов молитвы». Читая святых отцов, «мы пробуждаемся от сна нерадения». Но главное, «когда мы читаем с благоговением, святые эти молятся за нас Христу»[26].

Понятно, что такое чтение не просто осведомляет нас, но благодатно питает. Не только обогащает интеллект, но сообщает духовное видение. Поэтому свт. Григорий Богослов может советовать и обещать читающим Священное Писание: «И язык и ум непрестанно упражняй в Божиих словесах! А Бог в награду за труды дает видеть отчасти сокровенный в них смысл»[27].

Такое чтение просвещает, научая и богомыслию, и трезвению. Поэтому прп. Исаак Сирин может утверждать: «Без прилежного чтения не узнаешь тонкости помыслов»[28]. То есть трезвением не овладеешь. Но и обратное справедливо: для того чтобы молитвенно входить в отеческое учение и проникаться его духом, надо развивать духовную интуицию, воспитывать в себе дисциплину мышления.

А чтобы выбрать нужное чтение, чтобы сверять с отеческим опытом свою жизнь, свои помыслы и поступки, чтобы глубже чувствовать окружающих и проникать в суть текущих событий, для этого необходимо учиться еще одному: распознавать явления по их духу. Учиться испытывать и выверять их, как то заповедано нам апостолом: О сем познаваем Духа истины и духа лестча – иже несть от Бога или от Бога есте’[29].

Сокровища, яже во глубине

Приближаться к писаниям нужно благоговейно. Как бы колена преклоняя. Подход дерзостный, самоуверенный невозможен. Нельзя приступать с таким настроем: «Так, что тут? Сейчас разберемся…» От нас ожидается смирение. Нужно реалистично оценивать соотношение сил, когда открываем книгу святого: с одной стороны – письмена, начертанные рукой, водимой Духом Святым, с другой – мы в своем безумии, со своим расщепленным сознанием, в растерзанных чувствах, водимые не Духом Святым, а порывами наших страстей.

Со здравым разумением надо отнестись к делу. Осознавать, что беремся читать писанное умами созерцательными, понимать, что их видение предмета заведомо превышает способности нашего восприятия. Отдавать себе отчет в том, что переживания святых заведомо для нас непостижимы.

Не будем торопливы. Не поспешим решить, что читаемое нам понятно. Надо расположить себя иначе. Станем перед текстом коленопреклоненно в своих мыслях и чувствах. Станем в смирении пред глубиной мысли отцов, пред таинственным смыслом писаний, смыслом, недоступным для нашего непросвещенного, безблагодатного ума, смыслом, непостижимым при скудости нашего духовного опыта.

Чтобы не обмануться в постижении смыслов, превышающих наше разумение, не будем делать тщетных усилий: не станем напрягать наш заземленный интеллект, отстраним нашу убогую и хрупкую логику, оставим в покое драгоценный для нас багаж – наши накопленные знания и опыт. Надо заведомо исключить, изгнать из подсознания своего заднюю мысль, которая непременно там гнездится, мысль, что я сам пойму нечто, что это я постигаю что-то.

Нет. Не я, не сам. Надо заменить эту мысль другой: благодать просветит. Если Бог благословит. Наше дело – только просить и стучать, не дерзко, но дерзновенно. И неотступно, как учит Евангелие: Просите, и дано будет… стучите, и отворят вам[30].

Когда сумеем так настроить душу и приступить к отеческим писаниям благоговейно и смиренно, то тем самым откроем сердце для водительства свыше, позволим действовать Духу Святому. Когда смолкает самость, мы раскрываемся для научения и просвещения нас благодатью. Если при таком состоянии в сердце бьется молитвенная мысль, если стучим, призывая: «Иисусе Христе»… если просим: «Помилуй мя»… то нам отворяют.

И тогда в текстах начинают открываться таинственные вещи, которые сокрыты за начертанными на бумаге письменными знаками, которые бывают недоступны для нашей легковесной мысли.

Об этом у аввы Исаака Сирина читаем: «Аще ум плавает на поверхности вод, си’речь моря Божественных писаний», то невозможет зрети вглубь. А коли возможет «во всю глубину погрузити помышления своя», то дано бывает «усмотрети вся сокровища, яже во глубине его»[31].

Нам же не на всю глубину, но, по нашей мере, хотя бы сквозь самую поверхность вод проникнуть.

Обогащение свыше

Когда, приступая к чтению, мы бываем правильно настроены, то что в этом случае происходит? Вступает в силу синергия. Наше духовное усилие вызывает встречное движение со стороны Святого Духа. И начинается сотворчество. Такое чтение уже не столько чтение, сколько постижение текста. Это уже не одностороннее наше действие, а совместное, синергийное, проникновение в смысл написанного. И мы начинаем творчески сотрудничать с автором текста, со святым отцом, его писавшим. И в то же время мы вовлекаемся в сотворчество с Самим Творцом, поскольку такое чтение духовное возможно только при содействии Святого Духа.

С другой стороны, если человек верующий, благочестивый и церковный в подходе к священным текстам опирается на свои научные знания, если рассчитывает на свои человеческие способности, если вообще уверен в себе, то ему не избежать заблуждений. И восприятие, и интерпретация текста заведомо окажутся искаженными, когда зиждутся на нашей самости.

Подход к текстам священным, к текстам богооткровенным, текстам богодухновенным может быть только молитвенным. Понятия духовные постигаются в процессе погружения в молитву. Но не иначе. Иной подход обречен на ошибки. Потому что душевный человек, как мы научены, духовных понятий не разумеет[32].

Вспомним и повторим слова свт. Игнатия: «Чтобы правильно понимать и объяснять отцов, писавших при содействии Божественной благодати и при пособии аскетических опытов, нужно содействие и этих опытов, и благодати». Христианство изучается, «по завещанию Спасителя, путем всежизненного аскетизма»[33].

Можно напомнить себе и другое: «Знание, добываемое внешней ученостью, – говорит свт. Григорий Палама, – противоположно истинному и духовному»[34]. К этому нам и надо стремиться – стараться приблизиться к восприятию писаний не только разумом и чувством, но и духом.

Так мы начнем воспитывать в себе духовную культуру, учиться иному, одухотворенному, восприятию окружающей действительности. Это есть культура трезвения. Это молитвенный образ жизни, когда и чтение, и общение, и самые прозаические дела, и творческая работа – все сопровождается сердечным молитвенным трезвением. И всякая мысль сквозь него пропускается. Каждая идея выверяется. И чувства испытываются. Это та духовная культура, которую не могут заменить ни сила интеллекта, ни научные познания. А в полноте таким дарованием обладали подвижники, восходившие в меру святости.

О прп. Симеоне Новом Богослове, например, в тропаре характерно сказано: «Внешния мудрости пребывая непричастен». И тут же, в тропарях, в кондаке найдем пояснения, откуда же происходит его мудрость богословская: «Свыше премудростию словес обогатився… светом просвещен Трисолнечным… Божественное озарение восприяв в души’». При таком просвещении через человека начинает изливаться благодать Божия. И тогда, отложив «мудрость внешнюю» и «свыше обогатившись», прп. Симеон, став проводником благодатного слова, из себя «источил еси богомудрия божественныя струи’»[35].

Это тот идеал, к которому мы призваны стремиться, – «свыше обогатиться» подобным даром. В частности, стяжать способность молитвенного, одухотворенного восприятия святоотеческих писаний. Это не значит, что у нас вдруг созерцание духовное отверзется и начнем тайны Божии прозревать. И это не претензия на некие богословские изыскания или на постижение каких-то догматических истин. Наши задачи много скромнее, но вместе с тем они жизненно для нас важны. Нам нужны познания из области аскетической практики.

И вот для того, чтобы святые отцы поделились с нами своими познаниями, нам нужно приблизиться к правильному расположению духа и к такому устроению души, когда чтение становится молитвой.

«Чтение духовных святоотеческих книг это один из видов молитвы. Так говорили отцы»[36], – напоминает современный афонский подвижник. А вот другой афонит, старец позапрошлого века: «Чтение всячески должно быть тогда, когда нет молитвы, и оно должно иметь целью ее возбуждение»[37].

Чтение молитвенное, одухотворенное и заменяет, и порождает молитву.

Различение духов

А теперь надо задуматься над вопросом, который обязан у нас появиться. Если через молитвенное чтение, как мы утверждаем, возможно входить в молитвенную связь со святыми, если с их помощью нам могут открываться в их текстах некоторые сокровенные смыслы, не воспринимаемые обыденным, не освященным молитвой, сознанием, если все это так, то мы все же нуждаемся в подтверждении истинности наших восприятий. Нам нужны критерии для проверки – не ошибаемся ли мы. Нужна уверенность в том, что мысли, открывающиеся нам в молитвенном состоянии, есть плод действия благодати, в том, что понимание прочитанного явилось действительно под влиянием духа святых, а не есть плод воображения под влиянием духов злобы поднебесной[38].

Нужно свидетельство того, что мы не прельщаемся, принимая вражеские помыслы. Что не утратили духовного бдения, позволив врагу лукаво всеять плевелы посреде пшеницы[39]. Нужны критерии для проверки. И они у нас имеются. Они даны нам самими отцами.

Вспомним, что повествует Добротолюбие о беседе двух святых исихастов Григория Синаита и Максима Кавсокаливита. Они говорили о том, как в молитве, под воздействием благодати, расширяется и углубляется способность восприятия и «ум человека научается от Духа Святого высшим и сокровенным тайнам». Прп. Григорий задался тем же вопросом, что и мы сегодня. Он заметил, что подобные откровения могут являться как по действию благодати, так и «под воздействием прелести». Где же критерий для их различения?

На это прп. Максим ответил: «Иные признаки прелести, иные – благодати. Когда злой дух прелести приближается к человеку, то возбуждает ум его… сердце ожесточает и омрачает, наводит боязнь… и гордость». Под влиянием «сего духа прелести» человек утрачивает смирение, он «тщеславится без сдержанности и страха Божия, поддается движениям страстей».

И совсем напротив: «когда входит в человека благодать Святого Духа, то собирает ум его и делает внимательным и смиренным, приводит ему на память смерть и грехи его… умиротворяет душу его и утешает… Тогда… сердце делается тихим, кротким и обильно источает плоды Духа Святого: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, кротость, воздержание[40]»[41].

На такой критерий различения духов указывают многие отцы подвижники. Приведем только два примера.

Прп. Иоанн Лествичник: «Между нечистыми духами есть и такие, которые… толкуют нам Божественные Писания. Они обыкновенно делают это в сердцах тщеславных и еще более – в обученных внешним наукам, чтобы, обольщая их мало-помалу, ввергнуть наконец в ереси и хулы. Мы можем узнавать сие бесовское богословие или, лучше сказать, богоборство по смущению, по нестройной и нечистой радости, которая бывает в душе во время сих толкований»[42].

Свт. Игнатий Кавказский: «Познается же приносимое бесами по смущению – этому непременному и неизбежному плоду их действия». В умном делании нужно действовать «в великой тихости. Правильность такого делания свидетельствуется миром, приносимым душе»[43].

Такой принцип распознания Духа истины и духа лестча, различения Духа Божия и духа антихристова[44] достаточно универсален и приложим к различным ситуациям. Нам остается взять на вооружение отеческий опыт и учиться искусно применять это духовное оружие. Хотя нужно заметить, что на деле не все так просто.

Те признаки состояний, о которых говорят святые отцы, проявляются обычно не в явной и грубой форме. Чаще это тонкие, едва уловимые духовные ощущения. Сложность в том, что человек душевного устроения скорее всего окажется не в силах различить эти тонкости. Здесь нужен некоторый опыт различения духов. А опыт этот именно духовный, на душевном уровне еще не обретенный. Отсюда то затруднение, что можно легко ошибиться в распознании душевно-духовных движений. И поэтому тут важен совет с опытными людьми.

* * *

В завершение обратимся к слову отцов, послушаем, как размышляют они о чтении и о Писании.

«Для того чтобы они помогли, – говорит прп. Паисий Святогорец об отеческих книгах, – их надо читать со смирением и молитвой… В каждом предложении святоотеческих текстов кроется не один, а множество смыслов, которые каждый понимает в соответствии со своим духовным состоянием… Для того чтобы уразуметь святых отцов, надо… сконцентрировать ум и жить духовно, ибо святоотеческий дух воспринимается только духом». Если молитвенно углубляемся в чтение, «то сердце заработает. У кого-то от одного тропаря все внутри переворачивается, а другой знает все наизусть и ничего не чувствует, потому что движется вне духовной действительности. Итак, читайте отцов, хотя бы одну-две строчки в день. Это витамины, весьма укрепляющие»[45].

Закончим эту беседу словом прп. Симеона Нового Богослова «О духовном познании». Здесь великий созерцатель рассуждает «о том, что сокровище Духа, сокрытое в букве Священного Писания, не всем доступно», но только пребывающим в единстве с «Тем, Кто ум отверз к уразумению Писаний[46]».

Все знания духовные, – пишет преподобный, – сокрыты в грандиозном надежно запертом ларце. Он полон неисчислимого богатства, содержит смысл и тайное значение богодухновенных Писаний. Но мудрость человеческая не имеет способов открыть этот ларец, хотя бы люди владели знаниями всего мира. И потому богатства Духа, в нем хранимые, останутся неведомы для тех, кто остается внешним, для всех, приверженных миру сему.

Ларец этот можно взять, можно носить с собой, но так и не узнать, что за сокровища в нем хранятся. Можно читать Священные тексты Писания, можно сложить их в памяти, читать наизусть и носить при себе, но так и не постичь сокрытые в них дары Духа Святого. Так и бывает с теми, чьи чувства прикованы к тщете мира сего, кто страстно привязан к наслаждениям жизни и к красоте телесной. Но также и с теми, кто пытается отомкнуть ларец, применяя свои земные познания, кто полагается на человеческую ученость. Для таковых то, что заперто и запечатано, остается невидимым и неведомым.

Между тем в ларце сокрыта и запечатана тайна вечной жизни, тайна невыразимых вечных блаженств, незримых для наших очей телесных. Спасение наше в раскрытии этих тайн. О том и слово Господне: Исследуйте Писания, дабы чрез них иметь жизнь вечную[47]. Однако открывается этот ларец и исследуются эти тайны единственно силою Духа Святого. Потому и доступны Божественные Писания исключительно исполняющим заповеди Христовы и через то приявшим в себя Духа Уте’шителя. Тогда только Дух Святой отворит священный ларец и, просветив наш ум, Сам начнет раскрывать содержащееся в Писании благовестие и напитывать нас силою жизни вечной, истекающей из священных словес. Так говорит прп. Симеон[48].

***

[1] Мф. 7, 6.

[2] Пс. 91, 7.

[3] Исаак Сирин, прп. Слова подвижнические. Сл. 89. http://azbyka.ru

[4] Киприан (Керн), архим. Антропология св. Григория Паламы. http://catholic.uz

[5] Схоластика (от греч. ученый, школьный) – 1. Направление средневековой религиозной философии с опорой на систему рационального анализа и искусственных аргументов, а также созданная на его основе формально-логическая методика, предназначенная для обоснования теологических догматов. Система получила развитие в странах Западной Европы. 2. Сухое, выхолощенное, формальное знание, оторванное от жизни и практики, основанное на отвлеченных рассуждениях; бесплодное умствование.

[6] Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. М., 1997. Т. 3. С. 5, 262.

[7] Григорий Богослов, свт. Творения. М., 2007. С. 168.

[8] Григорий Палама, свт. Триады. М., 1995. I, 1, 10.

[9] Василий (Кривошеин), архиеп. Богословские труды. Н.Новгород, 2011. С. 84.

[10] Иерофей (Влахос), митр. Свт. Григорий Палама как святогорец. ТСЛ, 2011. С. 400, 401.

[11] 1Кор. 2, 14.

[12] Григорий Палама, свт. Омилии. М., 2008. Т. 2. С. 8.

[13] Иерофей (Влахос), митр. Свт. Григорий Палама как святогорец. ТСЛ, 2011. С. 369.

[14] Григорий Палама, свт. Омилии. М., 2008. Т. 1. С. 478.

[15] Ср.: Евр. 13, 8.

[16] Симеон Новый Богослов, прп. Метод священной молитвы и внимания / пер. А.Г. Дунаева // Путь к священному безмолвию. М., 1999. С. 23.

[17] Добротолюбiе (на слав. яз.). М., 2001. Т. 1. С. 164.

[18] Подробнее об этом см. наст. изд.: Т. 3. Разд. «Ум и сердце», гл. «Граница естества» («Держись преданий древнеотеческих»); Т. 4, кн. 2. Гл. «Внешний чин» («Взор чувственных очей»).

[19] Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. М., 1997. Т. 3. С. 5.

[20] Киприан (Керн), архим. Антропология св. Григория Паламы. http://catholic.uz

[21] Иустин (Попович), прп. Путь богопознания. Белград, 1987. http://azbyka.ru

[22] Максим Исповедник, прп. Творения. М., 1993. Кн. 1. С. 241.

[23] 1Кор. 15, 50.

[24] Паисий Святогорец, схимон. http://agionoros.ru/docs/287.html

[25] «Путь постижения отцов совершенно немыслим без аскезы, мера которой у каждого изучающего святоотеческие писания разная, но без которой мы не можем шествовать этим путем. Изучение творений отцов необходимо и неразрывно связано с постоянным устремлением следовать им в своей жизни. Все святоотеческое Предание зиждется на нерасторжимом единстве делания и созерцания. И каждый приобщающийся к этому Преданию не может не прилагать все усилия к соблюдению данного единства». Сидоров А.И. Святоотеческое наследие… Т. 2. С. 10, 11.

[26] Иосиф Дионисиатис, мон. Старец Арсений Пещерник. М., 2002. С. 68.

[27] Григорий Богослов, свт. Творения. М., 2007. Т. 2. С. 32.

[28] Исаак Сирин, прп. Слова подвижнические. Сл. 57. http://azbyka.ru

[29] Ср.: 1Ин. 4, 4, 6.

[30] ф. 7, 7.

[31] Исаак Сирин, прп. Слова духовно-подвижническiя (на слав. яз.). 1854. Сл. 1. С. 4.

[32] Ср.: 1Кор. 2, 14–15.

[33] Игнатий (Брянчанинов), свт. Слово о смерти. М., 2008. С. 15, 371, 372.

[34] Григорий Палама, свт. Триады. М., 1995. I, 1, 10.

[35] Тропарь, гл. 1, гл. 3. Кондак, гл. 3. // Полный тропарион. ТСЛ, 2008. С. 356, 357.

[36] Ефрем Ватопедский (Кутсу), архим. Беседы в Малоярославецком мон-ре. DVD Video, 2006.

[37] Иероним (Соломенцов), схиархим. // Великая стража. М., 2001. Т. 1. С. 532.

[38] Еф. 6, 12.

[39] Ср.: Спящым же человеком, прииде враг его и всея плевелы посреде пшеницы (Мф. 13, 25).

[40] Гал. 5, 22–23.

[41] Добротолюбие. Т. 5. http://otechnik.narod.ru/dopmater.html

[42] Иоанн Синайский, прп. Лествица. 26:151.

[43] Игнатий (Брянчанинов), свт. Полное собр. писем. М., 2011. Т. 3. С. 118.

[44] Ср.: 1Ин. 4, 2, 3, 6.

[45] Паисий Святогорец, старец. Слова. М., 2001. Т. 2. С. 104.

[46] Лк. 24, 45.

[47] Ин. 5, 39.

[48] Simeon the New Theologian. The Discourses. 1980 // Стилианопулос Т.Г. Новый Завет. М., 2008. С. 257–263.

Источник: Начало молитвы: Беседы о внутренней жизни / Николай Новиков. – 2-е изд. – Москва: Изд. проект «Путь умного делания», 2022. – 646 с.